ПАРА СЛОВ О…
ЗИМНЯЯ ДОРОГА
Человек должен странствовать.
Я намеренно употребляю именно этот глагол. Любой иной синоним – путешествовать, заниматься туризмом – заключает в себе грубый мещанский лоск и праздность. А в слове “странствовать” есть и зрительное освоение пространства, и познание своей страны, и даже шкловское остранение.
Оставив дома жену и сына, в дивной компании поэта, филолога и историка я отправился по маршруту Коноша – Норинская – Хмельники.
Поэт как в воду глядел:
Так недолго учился отцовству
и нередко черкал от руки,
что с годами ворованный воздух
променял на билет в Хмельники.
Когда мы прибыли в Коношу, очень удивились климату, людям и языку. Бытие определяет сознание, место жизни – характер, язык – душу. Всё это предельно понятно. И всё-таки, наблюдая иную, но непоправимо русскую реальность, то и дело раскрываешь рот.
Я нигде не видел такого чистого снега. Таких геометрически выверенных природой пространств. Такого недосягаемого неба. Никогда так легко не дышал.
Даже Кавказ со всеми своими сладкими винами, горными реками и обаятельными в своей хитрости народами – сбивает дыхание. Не поспеешь за всем. Приходится приезжать туда снова и снова. Иначе кончится кислород.
А поедешь на русский север – буквально на один день – и кажется, что надышался вперед на весь год, и теперь астматическая Москва не застанет врасплох.
Останешься с собой наедине –
не выйти покурить, но выпить воздух –
и новой мыслью думаешь о ней,
о жизни на свету. А мальчик – взрослый.
Скажи, и что там будет без меня?
Пространство пустоты сосет глазами.
Летит крупица льда. Крупицу льда –
глоток-наскок. Оставь. Мы выпьем сами.
Коноша невысокого роста. Я даже не уверен, есть ли там восьми- и девятиэтажки. Пока идёшь по центральным улицам, обращаешь внимание на малолюдность. Может, это сказывается моя внутренняя китайщина. Может, люди просто заняты делом: работа, учёба, бизнес, домашнее хозяйство. Это у нас – праздношатающиеся на каждом шагу. А здесь чтобы даже бродячих собак или дворовых кошек сыскать, надо сильно постараться.
И подобная обстановка очень соблазнительна. Просто-таки мечта угрюмого жителя столицы.
Принимавшие нас коношцы – экскурсоводы, водители и даже полицейские – лишены какой-то среднерусской сложноустроенности. Они не пытаются быть кем-то ещё, быть похожими на звёзд интернета и телевидения, на своих именитых земляков и соседей. В них нет этой бешеной скачки жизни. Наоборот – всё развивается медленно, основательно и степенно.
Здесь не возникает ощущение, что на тебе пытаются заработать. Люди, что называется, с распахнутой душой принимают гостей.
Мы прибыли всего на один день. Гуляли с раннего утра и до позднего вечера.
Заутренняя экскурсия по Коноше и утренняя лекция в библиотеке им. Бродского. Закупились пивом на вечер и дерябнули для поправки здоровья коньячка – как же без этого? Проехались до Норенской. Оказались в Норинской. Изучали дома старушек Пестеревых. Уехали в Хмельники, чтобы глянуть на новоотстроенную церковь и великолепные висячие деревянные мосты. Вернулись к вечеру в избушку Бродского отогреваться глинтвейном. Ей-ей, остались бы ещё на день, была бы русская баня!
Пусть деревню точит время.
Лишь чубушника побег –
как звезда – в конце апреля –
в объективе оберег.
Кажется, что под Архангельском время вообще течет по-другому. Не как в островском Калинове, где время остановилось или исчезло вовсе как одно из измерений и несчастный механик-самоучка Кулигин пытается его запустить. Совсем не так. Время русского севера, его дыхание и язык – это неоскудевающий сказочный сундук с золотом и пушниной.
Когда дело доходит, наконец, до Бродского – главного оберега Норинской, ради которого и затевалась вся эпопея, понимаешь, что ленинградский богемный юноша, оказавшись на этой земле, не мог не стать большим русским поэтом. Местные уверены, что ссылка была для него если не раем земным, то одной из самых счастливых каверз судьбы. Не раз Бродский это проговаривал и сам. Да и ты, московский вьюнош, отдаешь себе в этом отчет. Ты видишь, что так повлияло на поэта.
Время – заставшее в морозном узоре.
Но об этом, как и обо всём прочем, только стихами – стихами того самого поэта.
Вглубь глазниц врастает время. Опускается зима.
Почва – века галерея. За апрелем будет май,
облака тонуть в закате также будут. Неба синь…
впрочем, хватит. Знаю, хватит. Растворяется кармин.
